Елена Павлова - Ряд случайных чисел [СИ]

Вернувшись, она присоединилась к Берэну в библиотеке.

— Да подожди, может, еще обойдется! — уговаривал ее Берэн. — Ты же почти все выплюнула!

— Рэнни, меня трясет от страха. Ты когда-нибудь видел меня в таком состоянии? — она подала ему руку. Рука была привычно прохладна и непривычно тряслась. — Ищи, Рэнни, ищи все, что можно. Нужно узнать как можно больше, может, меня упокаивать пора, может, я теперь опасна! Я же никогда этим не интересовалась!

Она так и заснула: в библиотеке, со справочником в руках. Берэн отнес ее в постель. Утром она не проснулась, разбудить ее не удалось. Сон был неправильный, неестественный. Скорее полное оцепенение — временами она, похоже, даже не дышала, и за все время ни разу не пошевелилась. Только через сутки Берэн, зайдя в гостиную, обнаружил Лью в кресле. Она сидела, сжавшись в комок, крупная дрожь пробегала по телу, глаза из вишневых стали ярко-красными, губы вздрагивали, обнажая и пряча клыки. Берэн вытащил из лацкана заранее приготовленную иголку, ткнул себя в палец, сунул Лье под нос.

— Лизни. Не соси, просто — слизни каплю.

Она подняла на него затравленный взгляд. Дроу ободряюще покивал. Сел на ручку кресла, притянул Лью к своему боку, стал гладить по спине. Она вжалась в него, вцепившись обеими руками, как будто пытаясь спрятаться от самой себя. Дрожь медленно сходила на нет. Лья постепенно расслабилась, перевела дух.

— И что? Теперь так всегда? — она со страхом ждала ответа, заглядывая снизу ему в лицо. Глаза опять были нормальными, на сегодня ломка кончилась. Он со вздохом развел руками. Она тихо обиженно заплакала. Берэн растерялся. Она не плакала никогда. Она всегда была добродушно-насмешлива, всегда знала, что делать — всегда. Она была — Мастер, наставница. Он не умел утешать, она его этому не учила, и никогда не утешала сама.

— Лья… — он закусил губу. Потом сгреб ее из кресла, и сел туда сам, пристроив ее у себя на коленях. Плечо сразу стало мокрым. — Давай, я тебе расскажу, что успел узнать, ладно? А потом вместе подумаем, что делать, хорошо? Вот, слушай. Тебя можно прямо сейчас отправить в Госпиталь. Они сотрут тебе память за последние три дня — ты проспала почти двое суток — и будут тебя лечить. Лечение — ты только не пугайся, ты ничего не запомнишь — десять лет в ящике и тройная замена крови. Но тебе придется меня поднять. Прямо сейчас.

— Нет! — взвилась Лья — Ни за что! Ты с ума сошел! Зачем? Нет-нет-нет!!! — она замотала головой так энергично, что кудри хлестнули его по лицу. — Да в любом случае это невозможно: нужно разрешение, а у нас его нет! И ждать — я не знаю, сколько. Долго. Я же не подавала прошения! И не буду! — упрямо закончила она.

— Лья, это неизбежно, пойми, — взял он ее за руки. — Подумай сама — на что я буду жить десять лет? С моей внешностью? Я же знаю, на что мы жили все это время, мне столько времени неудобно было — здоровый мужик, и у женщины на шее сижу! Только тогда и успокоился, когда понял, что уже работаю, — он лукаво улыбнулся.

— Ты… давно понял? — Лью вдруг ожгло давно забытое чувство. Ей было… стыдно? Да, кажется, это именно так называется.

— Очень, — Берэну было непривычно, но забавно смотреть на ее смущение. Ну, хоть не плачет. — Я читать умею — не заметила? И не идиот — два плюс два сложить сумею. Но я ничего не имел и не имею против: если это именно то, что тебе надо — да сколько хочешь! — засмеялся он. Она виновато вздохнула. — Но, если ты ляжешь в Госпиталь — Лья! — я даже еду себе заказать не смогу, не говоря уже о том, что просто не на что! Ну, может, лет пять и протяну на те деньги, что есть, при помощи Фила и Фола — а потом? Я тут хотел в Универ сходить, в их библиотеку, нашел у тебя грим, намазался — а глаза-то не спрячешь, не в очках же туда идти! Такой красавец вышел — сам от себя шарахнулся! И под личиной мало куда пройти можно, сейчас везде охранки лепят. Ну, сама подумай, куда я такой пойду? Разве что в Университет, подопытной крысой работать! А мои в горе про меня не факт, что забыли — представляешь, какой будет скандал? Сейчас про меня знают твои приятели и твой отец. А так узнают все. Ты хочешь отдать меня им на растерзание? Настоящий живой дроу — да меня на кусочки разберут, чтобы узнать, как я устроен!

Лья слушала его доводы, как похоронный речитатив по своим надеждам. Она чувствовала справедливость его слов, но отчаяние затопляло разум. Ее Рэнни, теплый, добрый, внимательный, станет таким же, как она, станет… бесполезным. Все, все, что она сделала с ним, для него, для себя — все пойдет прахом! Как обидно, Жнец Великий, как обидно! 250 лет — это же так мало! Этому Рэнни она нужна, может, он ее даже любит — видит Жнец, она старалась! А потом? Что будет потом? Может ли вампир любить? Или только нуждается в чужой любви ради энергии, как в еженедельной порции крови? Она попыталась представить Рэнни вампиром — прагматичным, равнодушным… Нет!

— Нет! Не хочу! — замотала она головой. — Я отправлю тебя к отцу! Или попрошу его покормить тебя в долг, пока я не вернусь! Он согласится! Рэнни, пожалуйста! — она опять заплакала.

— Лья! — Берэн расстроено гладил ее по голове, прижав к груди. — Как ты думаешь, что он сделает в первую очередь? Он заходил сколько — пару раз? Ты не помнишь, как он на меня смотрел? Правильно, он попытается меня попробовать. И легкая горчинка его не смутит, я думаю. А потом еще и укусит. Нечаянно! Ах, я такой рассеянный! — картинно схватился он за голову, изображая раскаяние Дэйла. — И что-то мне говорит, что он-то как раз сумеет избежать неприятных последствий, подготовившись заранее. А может, именно он все это и подстроил — ты можешь мне твердо сказать, что это не так? — Лья обескуражено молчала. Такой поворот сюжета ей в голову не приходил. — Как раз в расчете на то, что ты к нему обратишься. Знаешь, меня уж тогда больше устроит, если меня укусишь ты.

— З-зачем? — растерялась Лья.

— Вот, посмотри, я тут посчитал, — Берэн вытащил из кармана халата листы бумаги. — Ты и так завязана на мою энергетику, поэтому доза будет расти очень медленно, мы очень долго сможем тебя компенсировать. В этот раз так плохо было как раз из-за того, что мы с тобой не успели в постель — ты заснула раньше. А когда доза станет достаточно большой — ты сможешь меня укусить, энергетический выплеск при укусе почти в два раза больше, вот, смотри! Видишь? И мы опять тебя скомпенсируем. Лет пятьдесят так вполне можно протянуть — толерантности к укусу не возникает. А лечение одинаковое — те же десять лет, — о том, что ей сотрут из памяти все эти годы, Берэн говорить не стал, опасаясь новой истерики. Он и так чувствовал себя выжатым, как лимон. Его Мастер рыдает у него на плече — немыслимо! Лья, хлюпая носом, пыталась разобраться в выкладках.